Заслышав поступь босых ног, оборачиваюсь и вижу, как за стол опускается Булат. У нас с ним уже традиция: он садится, а я без напоминаний ставлю перед ним кофе, без которого он жить не может.

— Сейчас будут сэндвичи с ростбифом, — обещаю ему, придвигая чашку. Голос при этом звучит тонко и пискляво, но поделать ничего с собой не могу — само так получается. 

Булат благодарит меня кивком головы, убирает со лба прядь отросших волос и подносит кофе к губам. Смогу ли я когда-нибудь на него наглядеться? Наверное, никогда. 

Я начинаю суетиться, чтобы не заставлять его ждать: громко хлопаю дверцей духовки, когда достаю из нее хлеб, ростбиф режу слишком быстро, из-за чего куски получаются чуть толще, чем нужно. Увлекаюсь настолько, что не замечаю, как подходит Булат. 

Он открывает верхний ящик и достает оттуда стакан. Его грудь задевает мою спину, отчего нож, соприкоснувшись с доской, замирает, а дыхание сбивается. Он слишком давно меня не касался, чтобы не покрыться мурашками от этого нечаянного контакта.

— Долго еще? — хрипло звучит в затылок. 

Я мычу «угу», но вернуться к готовке не могу, потому что Булат по-прежнему стоит сзади. Аромат древесного геля для душа и чистой кожи затекает мне в ноздри, заражая внутренности дрожью, жар его тела за секунду передается мне.

Изо рта на выдохе срывается полувсхлип-полустон, когда его ладонь ложится мне за талию и толкает к себе. Живот мгновенно окольцовывает горячим спазмом, который сейчас ощущается почти болезненным.

Булат прикусывает мою шею, ведет по ней колкой щетиной к позвоночнику. Я закрываю глаза, выдыхая его имя, и исступленно царапаю его руку, спускающуюся за резинку моих штанов. Останавливать не думаю — так я умоляю его продолжать. 

Нож со звоном падает на стол, потому что я больше не здесь. Сейчас я порочная самка: раздвигаю ноги, чтобы позволить его пальцам грубо ощупывать себя изнутри, трогаю член Булата через ткань трико, до крови жую губу, изнемогая от звенящего ожидания.

Он разворачивает меня к себе так резко, что я тыкаюсь носом о его грудь. Густые ресницы, лихорадочный блеск глаз, горячие губы, поцелуй, шершавый, грубый и влажный.

Булат дергает с меня штаны, отчего они повисают на коленях, одной рукой подхватывает меня, заставляя сесть на столешницу. Глухо шипит и матерится — кажется, ему больно. Я перестаю видеть, наверное, потому что сейчас зрение — лишнее. Все, что мне нужно, я чувствую — жаркое кофейно-мятное дыхание на своем лице, то как начинают ныть соски, когда я сдираю с себя майку, и то, как по тело бьет током, когда они спаиваются с его кожей. 

— Быстрее… быстрее… — сиплю, обхватывая его бедра ногами. С гортанным рыком скребу его плечи ногтями, когда он нетерпеливым толчком вводит член в меня. 

Мне так мокро, душно, безумно, непередаваемо, ярко. Сладко-солоноватый вкус его кожи я собираю языком, и, закрыв глаза, упиваюсь тем, как жадно он берет меня. Вонзает пальцы мне мне в поясницу, оставляет следы зубов на губах, подбородке, шее, возвращая меня в мир эйфории, по которому я так истосковалась. Я расставляю ноги так широко, что начинает тянуть мышцы. Хочу, чтобы он мог проникнуть в меня как можно глубже, до визгов, до той странной сладкой боли, которая так часто выбрасывает меня за грань.

Я кончаю быстро и бурно, не получив времени подготовиться. Снова выкрикиваю какую-то бессвязную чушь с упоминанием Бога и мамы и от взрыва эмоций даже успеваю пустить слезу. Булат, к счастью, это вряд ли видит, потому что этот момент резко вытаскивает из меня член и, сморщившись, будто от боли, начинает водить по нему рукой. Его сперма попадает мне на живот, стекает к клитору, капает на столешницу. Мне тесно в собственном теле и снова хочется расплакаться. Мне невозможно хорошо. Лучше не бывает.

45

Этим утром я просыпаюсь в удивительном настроении, несмотря на то, что по-прежнему спала в смежной от Булата комнате. Последнему я нашла достойное объяснение: ночью я люблю к нему прижиматься и могу ненароком навредить. Все это я теперь могу с легкостью перетерпеть, потому что уверена, что случай с моим днем рождения между нами больше не стоит. Булат сам сделал ко мне шаг: занялся со мной сексом и даже забыл о защите. По этому поводу я вчера весь день улыбалась как дурочка и даже напевала песни, отчего Булат стал на меня странно посматривать. А разве бывает по-другому, если ты счастлив?

И я снова не выспалась, потому как до мельчайших подробностей прокручивала в голове наш спонтанный секс. От воспоминаний смущалась и непроизвольно сводила колени. Было классно.

Энергия кипит во мне словно после посещения спортзала: я бодрствую чуть больше получаса, а уже успела принять душ, вынуть белье из сушилки и приготовить завтрак — те самые венские вафли. 

Убедившись, что к совместной трапезе все готово, наливаю себе кофе и принимаюсь ждать Булата. На часах половина восьмого — он к этому времени всегда встает. 

Кофе я успеваю допить и даже съесть половину вафли, но он так и не появляется. А вдруг ему стало хуже? Вдруг ночью поднялась температура, и он смог уснуть только под утро? 

Обуреваемая растущим беспокойством, я несусь по коридору и останавливаюсь возле его спальни. Едва слышно стучусь и, наполовину протиснувшись в зазор между дверью и стеной, беззвучно выдыхаю. Булат сидит, облокотившись на спинку кровати, на коленях стоит ноутбук, в который он сосредоточенно смотрит.

— Заходи, — произносит он, не открывая глаз от экрана. — Я заканчиваю.

Ободренная разрешением, я распахиваю дверь настежь и вхожу. С нахождением здесь хозяина дома, покоривший меня запах усилился, заставляя жадно его вдыхать. Как было бы здорово просыпаться здесь каждое утро! Раньше я думала, что квартира Булата и есть предел моих жилищных мечтаний, а выясняется, что нет. В этот дом и Акбаша я бесповоротно влюбилась.

Захлопнув крышку, Булат откладывает ноутбук на тумбочку и смотрит на меня, мол, говори. Вчера он самовольно снял с плеча повязку — видимо, рука его уже не так его беспокоит, а вот бок по-прежнему заклеен.

— Я приготовила завтрак, — чтобы перестать разглядывать его голый торс, мне приходится перевести взгляд на стену. — Ты обычно к этому времени встаешь… А сегодня нет. Поэтому решила тебя проведать.

Внезапно ставится душно и волнительно. Оттого, что Булат слушает меня молча, а его взгляд словно ощупывает меня: забирается под майку, обжигает ноги через ткань штанов, тех же самых, что были на мне вчера. Я окрестила их счастливыми и решила пока не снимать.

Повисает густая пауза, и Булат первым ее нарушает:

— Иди сюда. 

Жидкое пламя обдает живот, лижет жаром лицо. Это не очередное поручение «подай-принеси», потому что я знаю этот взгляд и этот тон.

Первый шаг — я обхватываю низ майки. Второй — тяну ее верх и сбрасываю на пол. Третий — останавливаюсь, обожженная темнотой его взгляда и под разгоняющиеся удары сердца, стягиваю с себя штаны.

— Презервативы в ящике, — глухо напоминает Булат.

Еще до того, как я успеваю перекинуть через него ногу, он стягивает вниз одеяло. Он абсолютно голый, налитый кровью член прижат к животу. Я шумно выдыхаю и упираюсь ладонями по обеим сторонам его плеч. Жмурюсь, едва промежность, моментально ставшая сверхчувствительной, соприкасается с горячей кожей его живота.

— Не больно? — шепчу близко к его губам. 

Ответом становится прикосновение ладони к ягодице. Почти ласковое, оно становится более размашистым и интенсивным, и переходит в короткий жадный шлепок. 

— Садись.

Захлебнувшись сдавленных охом, я прижимаюсь к его рту, обхватываю губами язык и скольжу по нему вверх и вниз, имитируя наше слияние. Нащупываю под собой член, чтобы направить его в себя, но Булат коротко мотает головой: мол, не так. Здоровой рукой тянет мое колено вверх, давая понять, что хочет, чтобы я встала на ступни. 

Сердце гулко грохочет, разнося по телу дрожь предвкушения. Булат зубами отрывает фольгу, раскатывает презерватив на члене и, придерживая его у основания, давает мне знак опускаться. Я жмурюсь и тихо постанываю, принимая его сантиметр за сантиметром. Обычно Булат входит меня сам, а сейчас, очевидно, из-за ранения, впервые передал управление мне.