Мы садимся за небольшой столик у окна, заказываем официанту напитки. Я оглядываюсь. Заведение и впрямь колоритное, в восточном стиле: спина упирается в подушки с яркой вышивкой, на полах лежат мягкие ковры, и даже графин с водой, принесенный официантом, выглядит необычно: он словно сделан из разноцветной мозаики.
— Как, ты сказала, называется это заведение? — спрашиваю у Марины, зарывшейся в меню.
Кажется, она что-то отвечает, но слышать я ее не могу, потому что в этот момент вижу Булата. Нарастающие удары сердца отражаются в ушах — их словно заложило, а на спине собирается ледяное покалывание. Он сидит в противоположном углу заведения в компании двух мужчин и трех девушек. Кажется, одного из них я видела во время игры в покер. Брюнетка, сидящая рядом, касается его локтя и, наклонившись, что-то ему говорит. Внутри зреет мучительное и темное: она его трогает, а он ее не отталкивает.
Я чувствую легкое удушье и через секунду понимаю, почему: я перестала дышать. Втягиваю воздух носом и не могу перестать разглядывать ее: первого человека, которого успела возненавидеть, совершенно не зная. Она красивая до приторности: кожа неестественно сияет, также как и волосы: они гладкие и прямые, словно лист фольги. Мои пышные, непокорные и всегда норовят выбиться даже из самого тугого хвоста.
Поэтому он не приехал сегодня ко мне? Из-за нее?
— Тая, с тобой все нормально? — долетает до меня голос Марины.
Я кручу головой, потому что слов во мне катастрофически мало.
— Нет. Мы можем уйти? Прямо сейчас.
17
Весь следующий день я провожу дома перед телевизором. И даже шторы задвинула, чтобы солнце не раздражало меня своей веселой яркостью. Тарелка с нетронутой кашей по-прежнему стоит на кухонном столе — я попробовала заставить себя есть, но не смогла проглотить ни ложки. В обед звонила Марина, обеспокоенная моим поведением. Вчера я снова соврала ей, сказав, что хочу уйти, потому что увидела знакомого, с которым не желаю встречаться. Наверное, стоило, наконец, рассказать правду, но я была слишком раздавлена увиденным. Кто эта девушка? Булат с ней спит? У них отношения? Он влюблен в нее? Тогда зачем ему я? Почему он ее обманывает?
За несколько часов сидения перед включенным экраном я ответила на каждый из этих вопросов, но легче мне ничуть не стало. Кем бы ни была эта девушка Булату, она значит для него больше, чем я. Ведь с ней он появляется на людях и предпочел провести вчерашний день с ней, а не со мной.
Как я не пытаюсь запихать эмоции под пресс здравомыслия, у меня ничего не получается. В груди все переворачивается, когда я вспоминаю, как легко и непринужденно она касалась его и то, как внимательно Булат ее слушал. Она принадлежит его кругу, поэтому он ее не стесняется — других объяснений у меня просто нет. Да, она красивая, но вряд ли красивее меня, и рот у нее наверняка силиконовый. Может быть, это его сестра?
К вечеру мне удается немного прийти в себя и даже поковырять застывшую кашу. Готовить я не стала — нет ни аппетита, ни настроения. Завтра все равно дежурит Григорий, мою еду он не ест, и наше с ним общение ограничивается лишь вежливым «здрасьте». Не потому что я не пыталась с ним дружить, а потому что он явно на общение не настроен. Ну и ладно.
Пойманному равновесию приходит конец, когда из прихожей доносится звук проворачиваемого замка. Злость и нервозность начинают бурлить под кожей, я вскакиваю с дивана и быстро подхожу к окну.
Сзади слышны шаги: как и обычно, не сняв обувь, Булат прошел в гостиную. Стоять к нему спиной и делать вид, что не заметила его присутствия, глупо, но я ничего не могу с собой поделать. Чувствую себя обманутой и преданной. Пока я выбирала ему подарок, он был с ней.
— Таисия.
Я втягиваю воздух носом, выжидаю паузу и заставляю себя обернуться. Булат стоит рядом с журнальным столом в идеальном черном костюме. Почему при виде него внутри так болезненно тянет? Потому что он высокий и красивый?
— Привет. — Я пытаюсь сказать это холодно, но сходу правильный тон подобрать не получается, а потому звучу, скорее, грубо.
— Ты сегодня не в настроении, — замечает Булат, расстегивая пиджак.
Этим он злит меня еще больше. Тем, что не спрашивает о причинах, и тем что произносит это так равнодушно, тогда как я сутки себе места не нахожу.
Бросив пиджак на спинку дивана, он осматривает меня с ног до головы и выходит из гостиной. С кухни доносятся стук закрывшегося ящика, звук перемалываемых зерен. Как ни в чем не бывало делает себе кофе.
Я смотрю на его пиджак, чувствуя, как начинает щипать в носу. Что мне делать? Как справиться с лавиной злости и отчаяния? Почему мне так плохо, а ему все равно?
Спустя пару минут Булат появляется в коридоре. Он уже успел выпить кофе и, судя по хлопку двери, зашел в душ. Торчать в гостиной бесконечность смысла не имеет, поэтому я иду в спальню. Пытаюсь читать книгу, присланную Мариной — роман американского писателя, действие которого происходит в Италии — но дальше первых двух строк двинуться не могу. Все мои мысли заняты им.
— Скажешь, в чем дело? — раздается из дверей спальни.
Я с силой сдавливаю корпус телефона и поднимаю глаза. Этот вопрос - именно то, что нужно, чтобы горючая смесь, сутки бродящая внутри меня, вспыхнула.
— Я видела тебя, — от боли и негодования мой голос дребезжит. — Вчера в ресторане. С девушкой.
Лицо Булата остается невозмутимым. Он снимает влажное полотенце с шеи, небрежно швыряет его в кресло.
— И что?
— Кто она тебе? Ты из-за нее не приехал вчера ко мне?
Теперь он щурится. Обводит взглядом меня, до белых костяшек вцепившуюся в полы халата, переводит взгляд на пол, туда, где валяется коробка с подарочным ремнем. Это я ее в сердцах швырнула.
— Ты забываешься, Таисия. Я тебе ничего не должен объяснять.
Спокойствие, исходящее от него, забивает мне гортань, размазывает меня по полу. Мне больно, а ему все равно. Он даже двух слов объяснения сказать не хочет.
— Она твоя девушка? Ты спишь с ней?
— И на эти вопросы я не должен тебе отвечать. Но отвечу, чтобы ты больше не питала на мой счет иллюзий. Я сплю с ней. Не думай, что твое появление существенно изменило мою жизнь.
Я ощущаю как кровь отливает от лица, и как слабеют колени. Еще никогда в жизни я не ощущала себя настолько разбитой и униженной, даже когда пьяный отчим на за что назвал меня шлюхой перед своими идиотами-дружками. Только Булату удается так больно меня жалить самыми простыми словами. Почему они так ранят? У нас отношения по расчету.
— Вставай. Халат можешь снять.
Из бледного мое лицо пунцовеет за секунду. Он хочет, чтобы я как ни в чем не бывало занялась с ним сексом? После этих слов и когда меня трясет от отчаяния?
Я прикусываю щеку изнутри до солоноватого вкуса и остаюсь сидеть. У меня тоже есть гордость. Пусть он купил меня, но я все еще человек.
Булат пытает меня взглядом, и с каждой новой секундой черты его лица все больше грубеют. Таким я его еще не видела, но сейчас слишком подавлена, чтобы начать бояться.
— Вещи свои собирай и пошла вон из моей квартиры, — произносит он тихо, но твердо.
Жжение в носу усиливается, а в горле напротив становится сухо. Мой первый порыв — встать и уйти. И вещи не брать — пусть подавится. Переночую на лавке, а завтра что-нибудь решу.
Я вскакиваю с кровати и застываю. Булат будто потерял ко мне интерес: развернувшись ко мне боком, начинает вводить пальцем по экрану своего крутого телефона. И что, я вот так уйду? После того, как добилась всего, к чему стремилась? Брошу эту квартиру и больше никогда не увижу Михаила, и снова буду думать о том, как выжить?
Мне требуется неимоверных усилий, чтобы задушить свою глупую восставшую гордость. Кому я сделаю хуже? Только себе, потому что Булату явно все равно.
Закусив губу, я развязываю халат, скидываю его с себя, расправляю плечи. Сейчас на мне нет ни чулок, ни красивого белья. Чтобы их увидеть, ему нужно было прийти вчера. Сейчас я голая, как снаружи, так и в душе.