Весь следующий день я то и дело заглядываю в телефон в ожидании звонка или СМС от Ларисы, однако, он остается безмолвным. Я не знаю, что делать: тревожить ее лишний раз не хочется, но и безучастной оставаться не могу. Мысли о самом ужасном исходе все чаще стали меня посещать: если малыш не выжил, то, конечно, она не станет мне звонить. Подумав об этом, слабовольно разревелась.

Я звоню ей на утро, но телефон оказывается выключенным. Ужасные картины заполоняют сознание: вышедший их операционной врач снимает повязку и беззвучно что-то говорит. Худенькая женщина — мама Ларисы пошатывается и падает объятия убитого горем мужа. Лариса снова дергает себя за волосы. Они организуют похороны, и ей, конечно, совсем нет дела до севшего телефона.

К вечеру, сходя с ума от безызвестности, я решаю набрать Марине. Ей всегда удается хорошо меня подбодрить. 

На ее вопрос, что с моим голосом, не выдерживаю и рассказываю об ужасной ситуации в семье Ларисы. Позволяю себе выплеснуть на нее свои страхи, предположив, что случилось самое ужасное, если она не отвечает на звонки уже сутки.

— Тая, а ты ее хорошо знаешь? — осторожно уточняет Марина. — Братишку когда-нибудь видела?

— Мы с ней ходим на курсы итальянского, я тебе говорила. Знаю чуть меньше, чем тебя. Братишку не видела… но ему четыре года. Разве я должна?

— Денег ты ей много одолжила? 

— Я отдала ей евро, которые откладывала на Италию. Там как раз примерно хватало.

— И где живет не знаешь? — следует очередной вопрос.

Все мое существо восстает, когда я начинаю понимать, к чему она клонит. Лариса моя подруга. Ее слезы были настоящими, также как и горе. Разве могу люди вот так легко врать в лицо тем, с кем общались почти два месяца? С кем пили кофе, обсуждали планы на будущее и шутили?

— Речь ведь идет о здоровье ее братишки, — упрек в голосе я скрыть не в силах. — Разве такое можно придумать?

— А ты уверена, что этот братишка существует?

Я растерянно разглядываю напольную плитку, стараясь угомонить нарастающих гул мыслей. Начинает кружится голова. Как это не существует? Конечно, он существует. 

— Сейчас ты ошибаешься, — бормочу, перед тем как сбросить вызов.

Я добредаю до холодильника, наливаю воды в стакан. Опускаюсь вместе с ним на стул, но выпить не могу. Просто смотрю перед собой. Слова Марины взбухают внутри меня как растущее тесто, распирают грудную клетку, отравляют кровь. Сама того не замечая, я мотаю головой, словно это поможет их вытряхнуть. Так не бывает. Чтобы люди вот так запросто обманывали тех, с кем дружили. Спекулировали жизнью ребенка. Насколько жестокими и бесчеловечными нужно быть? Лариса не такая. Мы же вместе планировали поехать в Италию. Сто пятьдесят тысяч рублей — такова цена нашей дружбы? 

Убедив себя в том, что это неправда, я снова набираю Ларисе. Результат остается тем же. Телефон выключен. Проверяю сообщения: в сети последний раз была вчера днем. 

А что если она и правда меня обманула, потому что ей понадобились деньги? Если ее слезы были фальшивыми, и она просто врала мне в лицо? И дерганье волос было частью представления, чтобы меня убедить?

Я вскакиваю со стула и едва успеваю добежать до гостевого туалета, где меня выворачивает в унитаз. Смотрю, как вода исчезает в сливе вместе со слезами и тяжело дышу. Разве люди могут так поступать с себе подобными? Я ведь сутки места себе не нахожу. За что? Я ведь просто жила и никого не обижала. Просто хотела с ней дружить.

Ближе к ночи в замке поворачивается ключ. Приехал Булат. Я съеживаюсь и крепче обнимаю себя руками. Сейчас мне впервые не хочется его видеть. Я просто не вынесу его снисхождения и этот взгляд: «Я же тебе говорил». Да, я глупая, тупорылая. Он как всегда был прав, а я ошиблась.

Шаги становится ближе, слышится щелчок выключателя. Вспышки софитов, уничтожающие темноту спальни, заставляют меня зажмуриться. 

— Кто-то умер? — осведомляется Булат, глядя на то, как я обнимаю подушку.

Я не могу не пошутить, не огрызнуться, и даже смотреть на него нет желания. Все это время меня раздирало от непонимания и боли, а сейчас настал какой-то ступор.

Не дождавшись ответа, Булат идет к гардеробной и на ходу начинает расстегивать рубашку.

— Ты расскажешь, в чем дело? Долго допытываться не планирую.

Слова начинают капать из меня тихо и равномерно, как вода из неплотно закрытого крана, и при этом я не могу перестать разглядывать стену. К чему скрывать? Он все равно узнает. 

— Ты был прав по поводу подруг. Не про Марину. Она хорошая. Насчет Ларисы. Она пришла на последнее занятие и плакала. Сказала, что братишка попал в аварию, и на операцию нужны деньги. Я отдала ей евро, которые откладывала для поездки в Италию. Думала, они ей нужнее. Теперь она не берет трубку. Вернее, у нее выключен телефон.

Закончив говорить, я заставляю себя посмотреть на него. Булат стоит в дверях гардеробной в полурасстегнутой рубашке и разглядывает меня. По щеке скатывается одинокая слеза. Давай, говори, какая я дура. Наплевать. Больнее уже вряд ли будет.

— Тебе нужно быть осторожнее с людьми, Таисия. — Вот и все, что он произносит.

Он на полчаса закрывается в ванной, а когда выходит, садится на постель с телефоном. Я стягиваю с себя футболку, хотя секса совершенно не хочу. Сейчас мне хочется лежать, уставившись в одну точку, и обнимать подушку.

— Не надо, — Булат перехватывает мою руку, когда я скольжу ей по его животу. Откладывает телефон и, щелкнув прикроватным выключателем, накрывает нас одеялом. — Давай спи. 

31

Не притронувшись к кофе, который официант перед ней поставил, Марина смотрит на меня. 

— Ну и как ты сейчас, Тай? Выглядишь, кстати, замечательно.

Она такая, Марина. Любит говорить людям приятное. Иногда может прерваться на полуслове, чтобы сказать, что у проходящей девушки красивая улыбка или ей нравятся ее туфли.

— Булат не мой парень, — выпаливаю я, проигнорировав ее вопрос. — Он меня содержит. Я живу в его квартире и сплю с ним за деньги.

В ожидании ее реакции я стискиваю под столом кулаки. Если уж спускаться на землю, так сразу, чтобы я не успела прикипеть к ней намертво. Пережила потерю одной подруги, переживу и вторую. С Мариной конечно будет сложнее. Из-за нее у меня появилась мечта об Италии, и я привыкла думать, что она моя родственная душа. 

Сегодняшним утром на меня напало отчаянное желание расставить все точки на «i». Если меня не любят — пусть прямо дадут понять, чтобы я не придумывала того, чего нет. Булат в этом плане, по крайней мере, честен. Его слова часто ранят, но он всегда говорит в лоб то, что думает. А Марина? Вдруг я и нашу дружбу придумала? Теперь, когда она знает мой самый ужасный секрет, нужна ли я ей рядом? Вдруг я и для нее стану второсортной проституткой?

Марина на секунду выглядит растерянной, даже отводит глаза, но потом снова их поднимает. Теперь она кажется смущенной.

— Он… В смысле, Булат… Старый?

Теперь приходит мой черед моргать и удивляться. Почему он должен быть старым? Марина думает, что я занимаюсь сексом со стариками? Фу.

— Конечно, нет. Булат старше меня, но он не старый. 

На ее лице появляется облегченная улыбка. 

— Вот и я удивилась. Ты всегда так о нем говорила... Я была уверена, что у вас любовь.

От этого замечания шеки и виски начинает горячо покалывать. Наверное, Марина так решила, потому что я часто о нем говорю. Цитирую фразы, которые произвели на меня впечатление, и люблю повторять: «Булат у меня то… Булат у меня се…»

— На самом деле, он красивый… — Поколебавшись мгновение, я разблокирую телефон и залезаю в галерею, туда, где хранятся два его снимка, найденных мной в интернете. — Вот, смотри. 

Марина приближается к экрану лицо, трогает изображение пальцами, чтобы увеличить. Начинает улыбаться. Эта фотография и правда классная: Булат в строгом черном костюме и белой рубашке пожимает кому-то руку.