— В школе меня учителя часто хвалили... Да, математика мне не очень давалась… Это потому что у меня гуманитарный склад ума. Если есть тройки в аттестате, значит все? Навечно клеймо «дура» на лоб поставить? Я поступлю! Мне сказали, что шанс есть, и я могу успеть подготовиться.
— Хватит визжать. Для рискнувшей найти спонсора за один вечер, ты демонстрируешь небывалый комплекс неполноценности. Я не считаю, что мозги определяются количеством троек в школьном аттестате. Те, кто так говорят — сами идиоты. Я хочу сберечь твое время. При наличии одного бюджетного места перевестись с непопулярного череповецкого географака на популярный московский туризм мало шансов.
Спокойный тон и уверенность, с которой Булат это говорит, действуют на меня как ушат ледяной воды. Я несколько часов проторчала на сайте Московского Государственного университета, и когда обнаружила, что у них есть направление туризма, заликовала. В этот момент моя жизнь словно встала на свои места. Конечно, мне нужно поступить именно туда. Я открою свое турагентство и буду ездить в Италию столько, сколько захочу.
Гнев освобождает меня и на смену ему приходит растерянность, от которой щиплет в носу. Не только мать в меня не верит. Булат тоже.
— Зачем ты так с мной? — я опускаю глаза, чтобы он не видел, как я близка к тому, чтобы разреветься. — Вечно топчешь мои мечты?
— Не пытайся видеть во мне замену своему отцу, Таисия. Я не обязан оберегать твои фантазии. Хочешь чего-то добиваться — трезво оценивай реальность.
Упоминание об отце бьет меня под дых. Зачем он все это говорит? Разве я пытаюсь? Папа — это папа. А Булата я люблю как мужчину.
— Я и оценила. Я хочу учиться туризму, потому что мне это интересно.
— Если бы трезво оценила, пришла бы просить у меня денег на обучение.
Я стискиваю зубы. Только Булат способен так умело жонглировать моим настроением. Секунду назад я готова была расплакаться, а сейчас снова хочу расцарапать его красивое лицо.
— Что ты заладил: деньги, деньги? Думаешь, кроме них меня ничего не интересует? Я хочу сама! Так трудно понять?!
Булат невозмутимо пожимает плечами, забирает с комода телефон и прикладывает его к уху. Так он дает понять, что смысл наш разговор больше не имеет, и он считает его законченным.
29
«Ты где? — набиваю сообщение Ларисе. — Я на месте».
Ответа не приходит в течение пяти минут, и тогда я пытаюсь ей дозвониться. Тоже безрезультатно: Лариса не берет трубку.
Странно. Сегодня на плану назначен тест, а подруга серьезно относится к учебе. Ирина Юрьевна, преподавательница итальянского, всегда выделяет именно нас двоих. И пусть в моих фантазиях Италию я посещаю с Булатом, но думая о запасном варианте( на случай, если что-то не сложится) на его месте представляю именно Ларису. Как мы вдвоем, нагулявшись по развалинам Рима, садимся в ресторане «Греко» возле Испанской лестницы, наперебой называем официанту заказ, а он удивляется тому, как хорошо мы говорим на итальянском. То, что мы не итальянки, он конечно сразу поймет.
— Как написала? — спрашивает Андрей, парень из нашей группы, когда занятие подошло к концу.
— Вроде нормально. А ты?
— Думаю, что не очень. Мудреный все-таки язык. Я немецкий учил. Он, по мне, куда проще.
Я запихиваю в сумку планшет, купленный специально для учебы, и мысленно недоумеваю, почему Андрей все еще стоит рядом. Это все влияние Булата. Если до случая с Фиделем я старалась обходить мужчин стороной, то сейчас они и вовсе стали меня раздражать. Защитная реакция, видимо.
Андрей явно не замечает моего нежелания продолжать общение и следует за мной к выходу.
— Ты сейчас куда, Тай?
— Домой.
— Может сходим куда-нибудь посидеть, если не торопишься? Здесь рядом хороший бар есть.
Так прямо сразу в бар. Тоже, видимо, мои грудь и попа приглянулись. Сразу решил меня напоить.
— Нет, спасибо. У меня есть парень и ему это вряд ли понравится.
Про себя я решила, что именно так я буду отвечать тем, кто желает со мной познакомиться. Ну и что, что это лишь наполовину правда. «Есть парень» — емкое и исчерпывающее объяснение. И точно куда менее обидное, чем честное: «Ты меня не интересуешь».
— Не думал, что у тебя есть…
Чего не думал Андрей, узнать мне не удается, потому что в этот момент на крыльце я замечаю Ларису. То, что с ней что-то не так, понимаю сразу: она переминается с ноги на ногу, обхватив себя руками, и громко шмыгает носом.
— Извини… — бормочу своему спутнику, который, кажется, еще не теряет надежду продолжить беседу, и направляюсь к ней.
— Ларис…
По позвоночнику за секунду пробегает озноб. Она плачет.
— Эй… — трогаю ее за плечи. — Что случилось?
— У нас несчастье… — она смотрит на меня покрасневшими глазами и судорожно выдыхает. — Братишка мой попал под машину. Ему четыре года всего… Сейчас в больнице…
Я живо представляю четырехлетнего мальчугана со светлыми вьющимися волосами, так похожего на мою подругу. Так уж у меня всегда — мне рассказывают, а я сразу представляю. Он лежит на дороге с раскинутыми ручками, глаза закрыты, а вокруг кровь.
— Сильно… В смысле серьезно? — от шока и растущего кома в горле мой голос осип.
— Да… срочно нужна операция…и деньги. Мы весь день собираем… двести пять десят тысяч нужно… нашли сто…
Она всхлипывает, запускает пальцы себе в волосы и с силой дергает. И пусть это ее волосы, сейчас мне тоже больно. Внутри все переворачивается от несправедливости. Маленькие дети не должны умирать. Они ведь только жить начинают и совсем ни в чем не виноваты. Куда же смотрел водитель?
Горло взбухает, подталкивая слезы к глазам. Хороша же я сейчас буду, если разревусь. Как будто Ларисе проблем мало.
— Не плачь, — я крепко обхватываю ее запястья и заставляю освободить волосы. — У меня есть деньги. Евро подойдут? Я тебе дам. Твоему братику сделают операцию и все будет хорошо.
Лицо Ларисы искажает измученная гримаса. Она закусывает губу и трясет головой.
— Я все верну, обещаю… Папа продаст машину, и мы все тебе вернем. Спасибо тебе… Ты даже не представляешь, как много это для меня значит. Клянусь, этого я никогда тебе не забуду.
Мои руки дрожат, когда я тычу пальцем в экран, чтобы вызвать такси. Нужно домой, забрать деньги и передать их Ларисе. Сейчас каждая минута на счету.
30
— Ларис, привет... — я кусаю губу, не зная, как осторожнее спросить ее о здоровье братишки. — Как ты? Как операция… уже была?
— Нет еще, — ее голос звучит тихо и глухо, наверное, потому что она в больнице, а там громко разговаривать нельзя. Раздается характерный хлопок двери, словно Лариса куда-то выходит. — Ждем врача, который должен оперировать.
Пальцы сами стискивают корпус телефона. Ну как же так? Почему они так долго тянут? Уже сутки прошли. Вдруг все окажется напрасным, и малыш не выживет? Я прочитала, что черепно-мозговая травма чревата кровоизлиянием в мозг, и в отдельных случаях счет идет на минуты.
Воображение живо рисует мне родителей Ларисы, сгорбившихся на больничных креслах, и маленького мальчика, в тело которого воткнуты всевозможные трубки. На глаза снова наворачиваются слезы. И пусть брата Ларисы я не знала, зато у моей Оксаны был младший, Дениска. Когда я приходила к ним в гости, он всегда крутился рядом, доставал конфеты из детских запасов и говорил, что когда-нибудь на мне женится. Даже представить не могу, что бы я чувствовала, если с ним случилось что-то настолько ужасное.
— Ларис, нужно что-нибудь? Я могу приехать.
— Да не надо, Тай. Спасибо тебе. Когда прооперируют — я тебе сразу позвоню.
Настаивать не хочется. Их семье сейчас тяжело, и они хотят побыть одни. Поэтому я прощаюсь.
Пожалуй, впервые за долгое время мысли о Булате отошли на второй план. Каково будет Ларисе, если с ее братишкой что-то случится? А ее родителям? Они наверняка чувствуют вину за то, что недосмотрели за ним. Я не нашла в себе смелости спросить, как четырехлетний малыш оказался на проезжей части - может быть, выскочил за мячом или побежал за котенком. Хотя теперь какая разница.